«Орки» с Востока. Как Запад формирует образ Востока. Германский сценарий - Дирк Ошманн

зоной дислокации» и методично внедрялись в нее. Нет сомнений, пишет Михаэль Краске в публицистической книге Der Riss («Трещина»), опубликованной в 2020 году, «что западногерманские неонацисты, и прежде всего Михаэль Кюнен вместе с “Национальной альтернативой” и “Немецкой альтернативой” создали мощные неонацистские структуры в Восточной Германии»[176]. Федеральное ведомство по защите конституции Германии, которое обязано пресекать такой ход событий, тем не менее бездействовало. Не связано ли это с тем, что с 1990 года все без исключения директора саксонского подразделения этого ведомства сами прибыли с Запада? Такая взаимосвязь дала повод сатирику Яну Бёмерману сделать целую передачу под названием «Западная Саксония»[177], потому что именно с Запада прибыли как многие нацисты, так и те, кто по долгу службы должен бороться с нацистами. Иными словами, наци – с Запада, руководство из ведомства по охране конституции – с Запада, а место действия – Восток. И наконец, Бьорн Хёке, главный нацист, фашист и идеолог АдГ, тоже родом с Запада, из города Люнен, что в Краевом союзе Вестфалия-Липпе. То, что действия крайне правых в сочетании с провальной работой ведомств могут упасть на благодатную почву и стать реальной угрозой демократии, отвратительно и позорно. По этому поводу у Краске сказано: «Привыкание к насилию, идеологии и структурам правых, которые ставят под угрозу верховенство закона, приводит к разрушению институтов. Проще говоря, полиция, прокуратура и суды местами перестают функционировать так, как должны и как того требует правовое государство»[178].

Помимо этого, Запад как единое сообщество за долгое время сумел оценить выгоды иммиграции, благодаря которой можно стать экономически, культурно и интеллектуально богаче и одновременно умножить жизненную силу и привлекательность. У Востока не было такого опыта, поскольку до конца 1989 года он вынужденно оставался однородным и во всех отношениях закрытым обществом как извне, так и внутри. Даже те немногие, что приезжали в ГДР на работу или учебу из-за границы, например из Вьетнама, Анголы или Мозамбика, были изолированы в повседневной жизни и практически незаметны для граждан. Это же парадоксальным образом относилось и к солдатам оккупационной армии СССР, которых ограничивали в контактах с населением. Как и во многом другом, Запад получил сорокалетнюю фору, имел время осознать себя обществом иммигрантов, несмотря на связанные с этим социальные и политические проблемы. Максимальная депотенциализация[179], которой подвергли с начала девяностых годов Восток как жизненное пространство и пространство опыта, никак не способствовала пониманию иммиграции как шанса, то есть возможности плюрализации и дифференциации собственной идентичности. Скорее, Восток, который в общественном дискурсе и сам предстает как нечто чужеродное, видит в притоке чужих лишь дополнительную угрозу в экзистенциально и без того хрупкой ситуации. А вот Запад после 1989 года стал намного богаче, сильнее и могущественнее – благодаря Востоку, так и не выбравшемуся из бедности, потому что его намеренно оставили за бортом.

6. Ханжество и двойная мораль

Однако установить связь между правым экстремизмом и провальной работой государственных органов – лишь полдела. Другая часть связана с тем, что социолог Штефан Лессених именует «экстернализацией»[180]. «Мы живем хорошо, потому что живем за счет других – за счет того, что они достигают трудом и муками, терпением и страданиями»[181]. Приведу три неопровержимых примера: мы хороним свой мусор в Малайзии, наши футбольные мячи шьют дети в Пакистане, а одежду – фабричные рабы в Бангладеш. Абсолютно так же работает механизм аутсорсинга и внутри Германии в межрегиональных СМИ, полностью ориентированных прозападно, в которых «габитус экстернализации»[182] на самом деле возвращается бумерангом. Снова приведу три примера: в западной картине мира правый экстремизм, ксенофобия и одурманивание существуют только на Востоке; там гнездится все зло, которое Запад якобы преодолел. Да, все это на Востоке есть, что довольно печально. Но и на Западе все это присутствует, и в избытке. Однако тут в классификации и оценке применяется другое мерило, по нему это просто «досадные единичные случаи».

Что касается первого пункта – правого экстремизма, – то восприятие, похоже, постепенно сдвигается в сторону признания его серьезной проблемой для всей Германии. Этому медленному переосмыслению способствовали и нападение в Ханау, и убийство Вальтера Любке[183], и раскрытие крупных правоэкстремистских сетей во многих федеральных землях как на Востоке, так и на Западе. Особенно рьяно Запад предъявляет Востоку второй пункт – ксенофобию. Она, несомненно, есть, и в постыдном размахе. Но ксенофобия не только восточный феномен, она столь же распространена в федеральном масштабе, как и правый экстремизм. Достаточно прочитать в книге Саши Станишича Herkunft («Происхождение»), опубликованной в 2019 году, о том, как он столкнулся с ксенофобией в интеллектуальной идиллии Германии под названием Гейдельберг. К этому можно присовокупить речь европейского комиссара от Германии, шваба Гюнтера Эттингера, занимавшего эту должность с 2010 по 2019 год. 26 октября 2016 года под бурные аплодисменты (что можно увидеть на YouTube) он позволил себе ряд неподобающих выпадов, как гомофобных («принудительный гомосексуальный брак»), так и расистских, публично назвав китайцев «узкоглазыми», которые «зализывают волосы слева направо черным гуталином»[184], – конечно, без маломальских последствий, не говоря уже об отставке. Вспомните и о расистских заявлениях в адрес Африки бывшего президента футбольного клуба «Шальке 04» Клеменса Тённиса в августе 2019 года. Африка, дескать, должна ежегодно финансировать строительство двадцати электростанций, «[тогда] африканцы прекратят вырубать леса и перестанут производить детей в темноте»[185]. Попробовал бы кто-нибудь с Востока сказать такое – общественно-политическая смерть ему была бы обеспечена. В западном обществе, вплоть до верхов, ксенофобия воспринимается как нечто общепринятое – о «хорошем тоне» тут и говорить не хочется. На Западе ксенофобия – невинный фольклор, на Востоке – врожденная часть менталитета. Валить неприязнь к чужим только на Восток еще и подло, ибо Запад сам непрерывно держит Восток за чужака – яркий пример лицемерия, двойной морали и двойных стандартов. Такая специальная форма Othering (инаковости). Запад обвиняет Восток в ксенофобии, даже не пытаясь хоть как-то налаживать контакт со своим «чужим». Между тем большинство западных немцев причисляют себя к либералам и космополитам, которые приветливы к чужим и другим, путешествуют по миру, восхищаются чужеземными культурами и особенно ценят непохожесть, отличие и инаковость. Только это должны быть правильные другие, а не подложные, как восточные немцы, которых опасаются, изолируют, осмеивают, подкалывают и принижают. К этим подложным другим толерантность нулевая. Вот так Запад делает Восток чужим на его же земле!

Мой третий и последний пример ханжества и двойной морали взят из мира спорта. С точки зрения коллективной психологии я даже могу понять, почему Запад злится. Ведь ФРГ по